«Рак слизистой оболочки языка – нечастое явление в таком молодом возрасте, но, к сожалению, заболеваемость растет, рак полости рта молодеет, – комментирует Оксана Саприна, заведующая отделением пластическо-реконструктивной хирургии Блохина.
– Как правило, наши молодые пациенты без вредных привычек. У Анны была 4 стадия рака слизистой оболочки языка. Ей отказали по месту жительства и отправили сразу на химиотерапию. Когда она нам обратилась к нам, у нее уже было тотальное поражения языка, с учетом которого ей была показана операция в виде удаления всего языка с корнями и шейной лимфодиссекцией с двух сторон. Как правило, такую локализацию мы на первом этапе оперируем, а только потом назначаем химиолучевую терапию. Учитывая распространенность процесса, без адекватной реконструкции пациентка никогда не смогла бы глотать и питаться через рот».

«ВИЧ влияет не только на появление инфекций, но и на возникновение злокачественных опухолей, – комментирует Константин Лактионов, заведующий химиотерапевтическим отделением №17.
– Поломка системы защиты организма в случае Владислава привела к опухоли легкого – это никак не связано с курением. Если бы уровень иммунитета был нормальный, то и поломку на уровне генома, вероятно, он бы контролировал. До конца еще неизвестно, как препараты действуют на пациентов с ВИЧ, они пока не участвовали в клинических исследованиях. Так что в случае с Владиславом – это была попытка воздействовать на болезнь, не будучи до конца уверенным. Мы, к счастью, выявили слабую точку в опухоли, и теперь можем годами контролировать опухоль препаратом, который действует только на генетические нарушения».

Но однажды к Владиславу приехал товарищ детства – на своей машине, здоровый и счастливый – разговор с ним вдохновил Владислава на реальные действия, и он уехал в Сочи, в центр адаптации.

«Я начал работать по программе «12 шагов», все начало потихоньку приходить в норму. Меня окружали такие же люди – все хотели что-то поменять, хотели жить, боролись. Я пробыл в центре адаптации 8 месяцев, соблюдал все рекомендации, затем работал там же волонтером. Когда вернулся в Саратов, восстановил все отношения – с семьей, с девушкой и друзьями. Продолжил помогать зависимым уже в Саратове, а потом с женой переехали в Краснодар – хотел, чтобы мои дети росли там».

«Нейрофиброматоз – это генетическое заболевание, которое определяется ростом соединительной ткани и большого количества нейрофибром как подкожной клетчатки, так и внутренних органов, – комментирует Ренат Валиев, заведующий отделением опухолей костей, кожи и мягких тканей. – Заболевание опасно тем, что оно может озлокачествляться в течение жизни. У Михаила узел, состоящий из гигантской нейрофибромы, локализовался в мягких тканях спины, поясничной области, ягодичной области и бедер – это было огромное образование, которое росло около 15 лет!»

«Мы трезво оценили свои силы и ту операцию, которую наметили – вспоминает Ренат Валиев.
– Мы с командой знали, что такое вмешательство можно провести только один раз. Объяснили Михаилу, как все будет проходить и оговорили все риски – и он решился. Сложность самой операции заключалась в том, что опухоль была гигантской. Стандартная хирургическая бригада – 3 человека. На операции Михаила мы работали впятером – 2 ассистента только держали опухоль. Все прошло успешно – мы удалили опухоль размером полтора метра и 27 кг весом! Еще один нюанс – новообразование питали гигантские сосуды толщиной с палец – всю операцию сопровождала кровоточивость, переходящая в кровотечения. Но слаженная работа нашей команды и анестезиологов позволила справиться и с этим».

– Чтобы понимать, с какой стадией мы имеем дело, после того, как пациентка прошла у нас КТ, гастроскопию с биопсией и эндоузи, мы выполнили диагностическую лапороскопию, взяли смывы с брюшины, – поясняет старший научный сотрудник отделения абдоминальной онкологии, к.м.н. Алексей Калинин.
– Вводим камеру в живот под наркозом, смотрим – нет ли метастазов на брюшине. Затем вводим физраствор порядка 200-300 мл и после эвакуируем жидкость и отдаем ее на цитологическое исследование. Если в этой жидкости обнаружатся раковые клетки, то это 4 стадия и операцию на первом этапе делать нет необходимости. В итоге определили, что у пациентки 2 стадия рака желудка.

Дерматофибросаркома – это злокачественная опухоль, в основном кожи, – комментирует Игорь Самойленко, старший научный сотрудник отделения онкодерматологии, к.м.н., – но она может распространяться и глубже – на подкожную клетчатку, а еще разрушать костные структуры. Считается, что эта болезнь склонна к продолженному росту, если ее не удалить полностью. На начальном этапе такая опухоль имитирует доброкачественную – дерматофиброму, а если она рецидивирует и растет, значит, она уже переродилась в злокачественную. Дерматофибросаркома – редкая опухоль, но в нашем центре довольно большой опыт ее лечения – мы сталкиваемся где-то с 5-7 случаями в год, для такой нозологии это приличная цифра. В этом полугодии у нас было 2 таких пациента.

Особенность дерматофибросаркомы заключается в том, что основная проблема – это местный рост. Метастазирование – редкая история, и в случае нашей героини – не клинически важная проблема. Главная задача – полностью удалить новообразование, но дело в том, что его края плохо видны. То есть, нельзя просто сделать отступ и быть уверенным в том, что ты удалил опухоль радикально. Это похоже, например, на базальноклеточный и плоскоклеточный рак. Видимый невооруженным глазом край и реальное микроскопическое распространение опухолевых клеток часто не совпадают. Но при этих заболеваниях ситуации все же можно разрешить отступами от края резекции, в случае именно дерматофибросаркомы на помощь приходит микрографическая хирургия по MOHS. Такой метод заключается в постепенном изучении 100% краев и дна раны под микроскопом. Такие операции требуют времени и, главное, слаженной работы всей команды: не только хирургической бригады, но и лаборатории –удалили-проверили под микроскопом, удалили-проверили и так далее.

– Пациент поступил в очень непростой ситуации с 3-й стадией рака анального канала, – комментирует заведующая отделением радиотерапии, врач-радиотерапевт, к.м.н. Марина Черных. – Особенность в том, что сама опухоль в анальном канале была небольшая, но в малом тазу, в мезоректуме, был огромный метастатически измененный параректальный лимфатический узел, который достигал 10 см. И у нас было очень много вопросов – мы не знали, как выработать тактику лечения этому больному. Поскольку на тот момент он был первым пациентом с таким необычно измененным лимфатическим узлом в мезоректуме.

«Когда мы приехали на Каширку, нам сказали, что скорее всего нужно будет оперироваться, – продолжает Ксения. – Но дело в том, что такие опухоли зачастую у детей проходят сами или существенно сокращаются. Хирурги долго взвешивали все за и против – помимо возраста Максима, врачи учитывали то, что опухоль располагалась в сложном для операции месте. Наконец, нас решили отпустить подрасти, ведь когда мы попали в Блохина Максиму еще не было даже месяца. Нас отпустили под наблюдение – мы жили в гостинице прямо при Онкоцентре, за счет больницы – ничего не платили! Ходили на обследование два раза в неделю, опухоль начала сокращаться и нас отпустили на месяц домой. В Ярославле мы делали плановое УЗИ, но в какой-то момент образование перестало сокращаться, а затем начало расти. Стало понятно – операции не избежать. Да, я понимала, что есть риски, но жить с этой опухолью и думать, что же будет с ребенком – невероятно тяжело. Мы приехали в Блохина, и практически сразу нас прооперировал доктор Анатолий Казанцев».

«Через 7 месяцев после операции у Марка Маркевича появились метастазы, – комментирует Алексей Калинин.
– В настоящий момент современные подходы к персонифицированной терапии позволяют подобрать оптимальное лечение для наших пациентов, в том числе с включением таргетных препаратов. Патоморфологи и генетики изучают молекулярно-биологические особенности опухоли каждого пациента, а мы, врачи, подбираем лечение в зависимости от полученных результатов.

У Марка Наумовича была выявлена гиперэкспрессия рецептора Her2 на поверхности опухолевых клеток – это показание для назначения одного из таргетных препаратов – трастузумаба. На фоне таргетного лечения отмечен полный регресс метастазов, что является замечательным результатом и еще раз подчеркивает важность молекулярно-генетического исследования опухоли.

Уже 7 лет пациент Маркевич поступает к нам каждые 3 недели на введение препарата. При этом он продолжает работать, водить машину и занимается спортом».

«Волонтером стала в конце прошлого года, уже после лечения в Онкоцентре Блохина, – рассказывает Елена. – По образованию я экономист, долгое время реализовывала финансовые проекты для крупных компаний.
Как я стала психологом? Долгое время не могла родить, посещала группу поддержки женщин, которые столкнулись с той же проблемой. Думаю, именно репродуктивные трудности и направили меня в психологию – я сама убедилась в том, как она работает и как помогает справляться со сложными ситуациями. В какой-то момент уволилась со своей прошлой работы и пошла учиться в МГУ на психолога. Через два года после участия в группе стала ее ведущей, а затем с коллегами решили открыть свой центр».

О докторе Анастасии Пароконной Елена нашла информацию в тот же вечер. Пациентка была уверена в одном – рожать она будет в любом случае, лечение в таких случаях точно есть. Муж параллельно обзванивал все известные клиники Москвы, и записал жену к Анастасии Анатольевне. Но сначала Воронцовы попали в один из крупных центров Москвы – там, по словам Елены, ей назначили обследования, которые заняли бы 1,5-2 месяца! Но внутри Елены уже развивалась маленькая жизнь, ждать лечения так долго в ее случае было просто нельзя. В итоге муж Елены смог связаться с Анастасией Пароконной напрямую и уже на следующее утро после телефонного разговора семья сидела на приеме в Блохина, к обеду Елена прошла все обследования. И уже через неделю начался первый курс химиотерапии.

«После транспозиции яичников мы направили Асель на лучевую терапию, – продолжает доктор Кочкина, – после которой по стандарту провели еще несколько курсов химиотерапии для реализации эффекта лучевой терапии, потому что она действует не в моменте – у нее накопительный эффект. Динамика наконец стала положительной, и мы провели сфинктер-сохраняющую операцию. Как раз сейчас пришли результаты гистологии – ответ на лечение хороший, метастазов в лимфоузлах нет, послеоперационная химиотерапия, скорее всего, не понадобится. Примерно через 3 месяца мы закроем пациентке временную стому, и она сможет вернуться к привычному образу жизни».

У Марии мы диагностировали доброкачественную опухоль – невриному. Обыкновенно такие опухоли растут медленно и по результатам хирургического лечения имеют хороший прогноз.

Сложность конкретно этого случая заключалась в том, что новообразование располагалось высоко в средостении – в верхней грудной апертуре, – комментирует Сергей Герасимов, старший научный сотрудник торакального отделения Блохина.

– В этой зоне очень неудобно выполнять операцию торакоскопически, то есть через небольшие разрезы негибкими инструментами, поэтому мы отдаем предпочтение роботассистированным операциям – у робота гибкие «лапы», которые позволяют безопасно работать через те же мини-разрезы, что и при торакоскопии. Еще несколько лет назад при диагнозе Марии врачи вынуждены были бы сделать торакотомию – большой разрез грудной клетки, в те времена опухоль подобной локализации можно было удалить только при таком доступе. Такие операции очень травматичны и предполагают долгий реабилитационный период. После роботассистированной операции Мария уже на третьи сутки уехала домой к семье.

«Мы обнаружили у пациента две неэпителиальных опухоли – одна располагалась в нижней трети пищевода, другая в желудке, – рассказывает хирург Омар Абу-Хайдар, старший научный сотрудник торакального отделения Блохина. – За обоими новообразованиями пациент наблюдал более 2-х лет. Летом 2022 года Александр обратился к нам с жалобами на затруднения при глотании твердой пищи, и мы сразу же провели ему необходимые исследования. Оказалось, что новообразование в желудке осталось прежних размеров – менее 2 см, но в нижней трети пищевода оно значительно увеличилось. Мы приняли решение выполнять именно эндоскопическую операцию по многим причинам. Важно подчеркнуть, что опухоль – доброкачественная, во-вторых, опухоль росла в просвет пищевода, поэтому удалять ее тоже нужно было «изнутри». Такие неэпителиальные опухоли могут достигать 10-15 см, а размер опухоли у Александра не является показанием для «большой» хирургии».